СИГРИД СТУРРОДА
   
     Как-то раз выдалась чудесная весна. И именно той весной шведская королева Сигрид Стуррода назначила в Кунгахэлле встречу норвежскому королю Олаву Трюггвасону, чтобы договориться о свадьбе.
     Было очень странно, что король Олав хотел взять в жены королеву Сигрид. Конечно, она была богата, прекрасна и великодушна, но она была ярой язычницей, в то время как король Олав был христианином и думал лишь о том, как построить церкви и принудить народ креститься. Возможно, он ждал, что Отец Небесный обратит ее в истинную веру.
     Но еще более странным было следующее: как только Стуррода объявила посланцу короля Олава, что поплывет в Кунгахэллу, лишь море освободится ото льда, сразу же началась весна. Холода и снегопады прекратились в то самое время, когда обычно зима бывает в полном разгаре.
     Когда Стуррода сообщила о том, что собирается снаряжать свои корабли, на заливах сошел лед, луга зазеленели и, хотя до праздника Благовещения было еще далеко, скот уже можно было отправлять на пастбище.
     Когда королева проплывала через Вестъётские шхеры в Балтийское море, кукушки куковали в скалах, хотя было еще так рано, что вряд ли можно было надеяться услышать и жаворонка.
     Радость воцарялась на всем пути Стурроды. Все великаны, вынужденные переселиться из Норвегии во время правления короля Олава, ибо они не выносили звука церковных колоколов, выходили на вершины гор, когда видели, что Стуррода проплывала мимо. Они с корнем вырывали зеленеющие деревья, махали ими королеве, и, входя в свои каменные избы, где их жены сидели в тоске и печали, они смеялись и говорили:
     - Эй, женщина, теперь тебе не придется больше горевать. Нынче Стуррода едет к королю Олаву. Скоро мы сможем вернуться в Норвегию.
     Когда королева проплывала мимо горы Куллаберг, властелин горы вышел из пещеры. Он повелел черной горе открыться, чтобы королева могла увидеть пронизывающие ее золотые и серебряные жилы и порадоваться его богатству.
     Когда Стуррода следовала мимо рек Халланда, водяной спустился со своих порогов и водопадов, доплыл до самого устья реки и заиграл на арфе так, что корабль заплясал на волнах.
     Когда она проплывала через шхеры Нидингарна, там на берегу лежали русалки и дули в раковины так, что вода вздымалась высокими пенистыми столбами.
     А когда дул встречный ветер, из глубины появлялись злые тролли и помогали кораблям Стурроды справиться с волнами. Некоторые из них вставали у кормы и подталкивали ее, а другие брали в рот веревки, сплетенные из водорослей, и, словно лошади, впрягались в корабль.
     Самые неистовые викинги, которых король Олав не пожелал терпеть в своей стране из-за их свирепости, шли навстречу кораблям королевы на веслах со спущенными парусами, подняв боевые топоры, чтобы начать битву. Но когда они узнали королеву, то позволили ей продолжить путь целой и невредимой и только прокричали ей вслед:
     - Мы пьем за твою свадьбу, Стуррода!
     Все язычники, жившие вдоль берега, разводили огонь на своих каменных алтарях и приносили овец и коз в жертву древним богам, чтобы они поддержали Стурроду на ее пути к норвежскому королю.
     Когда королева проплывала вверх по реке Нурдре, к кораблю подплыла русалка и, протянув из глубины свою белую руку, подала ей большую светлую жемчужину.
     - Носи ее, Стуррода, - сказала она, - чтобы король Олав был так поражен твоей красотой, что никогда не смог бы тебя забыть!
     Когда королева проплыла еще немного по этой реке, она услышала такой сильный шум и грохот, что подумала, уж не ждет ли ее встреча с водопадом. Чем дальше продвигалась королева, тем мощнее становился грохот, и под конец ей почудилось, что она вот-вот окажется среди великого побоища.
     Но как только королева миновала остров Гуллён и свернула в широкую бухту, она увидела, что на берегу реки раскинулась великая Кунгахэлла.
     Город был таким большим, что ей даже не видна была та часть реки, где бы двор не следовал за двором. Все дома были солидными, основательно срубленными, с большим числом хозяйственных построек; меж серых бревенчатых стен сбегали к реке узкие переулки, перед избами открывались просторные дворы, аккуратно протоптанные дорожки вели от каждой усадьбы к ее лодочному сараю и пристани.
     Стуррода приказала своим гребцам работать веслами помедленнее. Она стояла высоко на корме корабля и смотрела на берег.
     - Никогда я не видела ничего подобного, - сказала она.
     Теперь она понимала, что тот сильный грохот, который она слышала, доносился всего лишь от той работы, которая кипела в Кунгахэлле весной, когда корабли готовились к отплытию в дальний путь.
     Она слышала, как кузнецы ударяли тяжелыми молотами, скалки стучали в пекарнях, доски с грохотом грузились на тяжелые паромы, молодые парни снимали кору с бревен для мачт и остругивали широкие лопасти весел.
     Она видела много зеленеющих дворов, где девушки плели канаты для мореходов, а старики сидели с иглами в руках и ставили заплаты на серые паруса из грубого холста.
     Она видела, как корабельных дел мастера смолили новые лодки. В крепкие дубовые доски забивались гвозди. Из лодочных сараев вытаскивали остовы судов, чтобы законопатить в них все щели. Старые корабли украшали свежепокрашенными изображениями драконов. Товары укладывали в трюмы, люди поспешно прощались и заносили на борт туго набитые корабельные сундуки.
     Корабли, которые уже были готовы, отчаливали. Стуррода видела, что корабли, которые шли вверх по реке, везли тяжелый груз сельди и соли, а те, что направлялись на запад, в открытое море, были по самые мачты загружены дорогим дубовым лесом, кожами и шкурами.
     Когда королева увидела все это, она радостно улыбнулась. Она сказала, что с удовольствием выйдет замуж за короля Олава, чтобы получить возможность править таким городом.
     Стуррода подплыла к королевской пристани. Там стоял король Олав и встречал ее, и, когда она подошла к нему, ему показалось, что она была самой прекрасной из всех, кого он когда-либо видел.
     Затем они вместе отправились к королевской усадьбе, и воцарились между ними великое согласие и дружба. И когда пришло время садиться за стол, Стуррода улыбалась и обращалась к королю все время, пока епископ читал застольную молитву, и король тоже улыбался и поддерживал беседу, так как видел, что это было приятно Стурроде.
     Когда они закончили трапезу, и все сложили руки, чтобы слушать молитву епископа, Стуррода начала рассказывать королю о своих богатствах и продолжала делать это все время, пока длилась застольная молитва. И король слушал Стурроду, а не епископа.
     Король посадил Стурроду на почетное место, а сам сел у ее ног. Стуррода рассказала ему, как повелела сжечь двух князей, посмевших посвататься к ней. И король веселился и думал, что подобная участь и должна была постигнуть всех князей, осмелившихся посвататься к такой женщине, как Стуррода.
     Как только зазвонили к вечерней молитве, король привычно поднялся, чтобы идти молиться в церковь Девы Марии. Но тогда Стуррода позвала своего скальда, и он запел песнь о Брюнхильд, повелевшей убить Сигурда Победителя Фафнира. И король Олав не пошел в церковь; вместо этого он сидел и смотрел во властные глаза Стурроды и видел, как тесно сходятся ее черные брови. Тогда он понял, что Стуррода подобна Брюнхильд и что она убьет его, если он предаст ее. Он подумал также, что это женщина, которая способна взойти вместе с ним на костер. Пока священник проповедовал и молился в церкви Девы Марии в Кунгахэлле, король Олав сидел и думал о том, что хотел бы поскакать в Вальхаллу на коне, усадив Стурроду впереди себя.
     Ночью у паромщика при Эльвбаккене, перевозившего народ на своем пароме через реку Йёта, было работы больше, чем когда-либо. Раз за разом его звали к другому берегу, но когда он добирался туда, то всякий раз никого там не видел. Однако он слышал вокруг себя шаги, и лодка заполнялась так, что была готова пойти ко дну. Всю ночь он ездил туда и обратно и не знал, что бы это могло означать. Но поутру весь песок на берегу был покрыт следами маленьких ног, и в этих следах паромщик обнаружил увядшие листья, которые, когда он присмотрелся к ним получше, оказались чистым золотом. Тогда он понял, что это были все те гномы и карлики, которые из-за христианства бежали из Норвегии, а теперь возвращались.
     А великан, живший в горе Фунтинсбергет на востоке от Кунгахэллы, всю ночь поднимал огромные каменные глыбы и бросал их в сторону колокольни церкви Девы Марии. Если бы великан не был так силен, что все его камни перелетали через реку и падали далеко в стороне на Хисинген, то могло бы произойти великое несчастье.
     Король Олав имел обыкновение каждое утро ходить на мессу, но в тот день, когда Стуррода была в Кунгахэлле, он счел, что у него нет на это времени. Как только он поднялся, ему захотелось пойти в гавань, где на своем корабле жила Стуррода, чтобы спросить ее, не захочет ли она справить с ним свадьбу еще до вечера.
     Епископ повелел звонить в колокола церкви Девы Марии все утро, и когда король вышел с королевского двора и отправился через площадь, двери церкви распахнулись, и оттуда полилось ему навстречу прекрасное пение. Но король проследовал дальше, будто он ничего не слышал. Тогда епископ велел остановить колокола, пение прекратилось, и свечи погасли.
     Это произошло так неожиданно, что король остановился на мгновение и оглянулся на церковь. Церковь показалась ему более невзрачной, чем когда-либо прежде. Она была ниже других домов в городе, ее торфяная крыша тяжело опиралась на лишенные окон стены, ворота были низкими и мрачными, а над ними был навес из еловой коры.
     Пока король стоял, из мрачных ворот церкви вышла молодая, стройная женщина. Она была одета в красную юбку и синий плащ и несла на руках белокурого младенца. Ее наряд был убогим, но король подумал, что она выглядела, как самая благородная женщина из всех, которых он когда-либо встречал. Она была высокого роста, хорошо сложена, и лицо ее было прелестно.
     Король растроганно смотрел, как молодая женщина несла ребенка, прижимая его к себе с такой любовью, будто у нее не было ничего более дорогого и ценного на свете.
     Когда женщина вышла на крыльцо, она повернула свое очаровательное лицо и посмотрела назад в эту темную, бедную церковь с глубокой тоской во взоре. И когда она вновь повернулась к площади, на глазах у нее были слезы.
     Но как только она собиралась выйти на площадь, силы покинули ее. Она прислонилась к дверному косяку и посмотрела на ребенка с таким ужасом, будто хотела сказать: «Где же, где же теперь в этом огромном мире у нас двоих будет крыша над головой?»
     Король по-прежнему стоял неподвижно и разглядывал эту бездомную. Больше всего его тронуло то, что он увидел, как ребенок, совершенно беззаботно сидевший у нее на руках, поднес к ее лицу цветок, чтобы заставить ее улыбнуться. И тогда он увидел, как она постаралась прогнать печаль со своего чела и улыбнулась сыну.
     «Кто эта женщина? - подумал король. - Мне кажется, что я видел ее прежде. Без сомнения, она - знатная женщина, попавшая в беду».
     Как ни торопился король к Стурроде, он не мог оторвать глаз от женщины. Он старался вспомнить, где он прежде видел такие кроткие глаза и такие прелестные черты лица.
     Женщина все стояла в воротах церкви, как будто не могла оторваться от них. Тогда король подошел к ней и спросил:
     - Чем ты так опечалена?
     - Я изгнана из моего дома, - сказала женщина и указала на маленькую темную церковь.
     Король подумал, что она хотела сказать, будто находилась в церкви, потому что у нее не было другого жилья. Он спросил тогда:
     - Кто же изгнал тебя?
     Она посмотрела на него с невыразимой печалью.
     - А ты не знаешь? - спросила она.
     Но король отвернулся от нее. У него не было времени, рассудил он, чтобы стоять тут и отгадывать загадки. Казалось, будто женщина хотела сказать, что это он выгнал ее. Он не мог понять, на что она намекала.
     Король быстро пошел дальше. Он пришел на королевскую пристань, у которой стоял на причале корабль Стурроды. Близ гавани он встретил слуг королевы; все они были в одежде с золотой каймой, и на головах у них были серебряные шлемы.
     Высоко на корабле стояла Стуррода и озирала Кунгахэллу, радуясь ее величию и богатству. Она смотрела вниз на берег так, словно уже считала себя королевой Кунгахэллы.
     Но когда король увидел Стурроду, он сразу подумал о той прелестной женщине, бедной и несчастной, что вышла из церкви. «Что это? - подумал он. - Мне кажется, она прекраснее Стурроды».
     А когда Стуррода улыбнулась ему, он вспомнил, как слезы блестели в глазах той, другой женщины.
     Лицо незнакомки настолько занимало мысли короля Олава, что он стал черточку за черточкой сравнивать его с лицом Стурроды. И при таком сравнении вся красота Стурроды исчезла.
     Он увидел, что глаза у Стурроды жестокие, а рот - сладострастный. Во всех чертах ее лица он читал порок.
     Он, пожалуй, по-прежнему видел, что она красива, но красота ее не доставляла ему былой радости. Он почувствовал к ней отвращение, как если бы она была сверкающей ядовитой змеей.
     Когда королева увидела приближающегося короля, гордая улыбка победительницы появилась у нее на губах.
     - Я не ждала тебя так рано, король Олав, - сказала она. - Я думала, что ты будешь на мессе.
     У короля возникло желание подразнить Стурроду и делать все против ее желания.
     - Месса еще не началась, - сказал он. - Я пришел, чтобы просить тебя последовать со мной в дом господен.
     Когда король сказал это, он увидел, что глаза Стурроды вспыхнули злостью, но она продолжала улыбаться.
     - Иди лучше сюда, на корабль! - сказала она. - Я хочу показать тебе подарки, которые я привезла тебе.
     Она подняла золотой меч, как бы желая завлечь его, но королю показалось, что он по-прежнему видел рядом с ней ту, другую женщину. И он подумал, что Стуррода стояла среди своих богатств, как злой дракон.
     - Я хочу сперва знать, - сказал король, - пойдешь ли ты со мной в церковь.
     - Что мне делать в твоей церкви? - надменно спросила она.
     Тут она заметила, что брови короля сдвинулись, и поняла, что он настроен не так, как накануне. Тогда она сразу же изменила тон и стала мягкой и кроткой.
     - Ходи в церковь, сколько пожелаешь, - сказала она, - хоть я и не пойду! Из-за этого не следует вражде возникать промеж нас.
     Королева спустилась с корабля и подошла к королю. Она держала в руках меч и отороченную мехом мантию, которые она собиралась преподнести ему.
     Как раз в это мгновение король посмотрел в сторону гавани. Он увидел, что вдали шла та, другая женщина. Она шла склонившись, устало передвигая ноги и по-прежнему держа ребенка на руках.
     - Что это ты там так старательно разглядываешь, король Олав? - спросила Стуррода.
     И тогда та, другая женщина обернулась и посмотрела на короля, и когда она посмотрела на него, ему показалось, что у нее и у ребенка над головами зажглись золотые светящиеся обручи, более прекрасные, чем драгоценности всех королей и королев. Но сразу вслед за тем она вновь свернула к городу, и он больше ее не видел.
     - Что это ты там так старательно разглядываешь, король Олав? - снова спросила Стуррода.
     Но когда король Олав повернулся к королеве, он увидел ее старой и уродливой, в окружении всего мирского зла и пороков, и ужаснулся тому, что мог бы попасться в ее сети.
     Он стоял, сняв перчатку, так как собирался протянуть ей руку. Но теперь он взял перчатку и ударил ее по лицу.
     - Что может у меня быть общего с тобой, старая языческая собака? - сказал он.
     Стуррода отскочила на три шага назад. Но она быстро опомнилась и ответила:
     - Этот удар обернется для тебя смертью, король Олав Трюггвасон.
     Она была бледна, как Хель, когда, отвернувшись от него, всходила на корабль.
     Следующей ночью королю Олаву приснился странный сон.
     То, что он видел перед собой, было не землей, а морским дном. Это было зеленовато-серое поле, над которым вода стояла на высоту во много саженей. Он видел, как рыбы проплывали в погоне за добычей, как корабли скользили наверху по водной поверхности, словно темные облака, видел, как солнечный диск тускло поблескивал, подобно бледной луне.
     Тут на морском дне появилась та женщина, которую он видел в воротах церкви. На ней была все та же изношенная одежда, и она шла все так же поникнув, как и в тот день, когда он ее встретил, а лицо ее было по-прежнему исполнено печали.
     Но там, где она проходила по морскому дну, вода расступалась перед ней. Он видел, как вода, словно движимая бесконечным почтением, вздымалась сводами и сливалась в колонны, так что женщина шла через великолепный зал храма.
     Вдруг король увидел, что вода, вздымавшаяся над женщиной, стала менять цвет. Колонны и своды стали сперва розовыми, но быстро начали принимать все более яркую окраску. Все море вокруг было тоже красным, словно превратилось в кровь.
     На дне моря, где проходила женщина, король увидел сломанные мечи и стрелы, лопнувшие луки и поломанные копья. Сперва их было немного, но чем глубже она продвигалась в красную воду, тем больше становились их груды.
     Король содрогнулся, увидев, как женщина свернула со своего пути, чтобы не наступить на мертвого человека, который, вытянувшись, лежал на зеленом ложе из водорослей. Человек был одет в кольчугу, в руке у него был меч, а на голове виднелась глубокая рана.
     Королю показалось, что женщина закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Она двигалась к определенной цели, без сомнения и страхов. Но он, охваченный сном, не мог отвести глаз.
     Он видел, что все дно моря густо покрыто обломками. Он видел тяжелые корабельные якоря; толстые канаты извивались там, словно змеи, корабли лежали с распоротыми бортами, золоченые головы драконов, некогда украшавшие штевни, яростно взирали на него красными глазами.
     «Хотел бы я знать, что за люди вели сражение на море и оставили все это в добычу смерти», - подумал спящий.
     Повсюду он видел мертвецов: они свисали с корабельных бортов или лежали, погруженные в густые водоросли. Но у него особенно не было времени их рассматривать, потому что ему надо было следить за женщиной, которая все шла и шла вперед.
     Наконец король увидел, как она остановилась перед мертвым человеком. На нем был красный камзол, на голове у него был блестящий шлем, на руку надет щит, а кисть сжимала обнаженный меч.
     Женщина склонилась над ним и шептала, словно хотела разбудить спящего:
     - Король Олав, - шептала она, - король Олав!
     И тогда король увидел, что человеком, лежащим на дне, был он сам. Он со всей очевидностью узнал в мертвеце себя.
     - Король Олав, - снова прошептала женщина, - я - та, кого ты видел перед церковью в Кунгахэлле. Ты не узнаешь меня?
     Но мертвец по-прежнему оставался недвижимым, и тогда она встала рядом с ним на колени и зашептала ему в ухо:
     - Теперь Стуррода послала против тебя свой флот и отомстила тебе. Раскаиваешься ли ты, король Олав?
     И вновь она спросила:
     - Ты вкусил горечь смерти, потому что выбрал меня, а не Стурроду. Раскаиваешься ли ты? Раскаиваешься ли?
     Тогда мертвец наконец открыл глаза, и женщина помогла ему подняться. Он оперся на ее плечо, и она медленно повела его прочь.
     И вновь король Олав увидел, как она идет и идет сквозь ночь и день, по морю и по суше. Наконец ему привиделось, что они ушли дальше облаков и выше звезд.
     Они достигли райского сада, где земля светилась белым светом и где цветы были прозрачными, как капли росы.
     Король увидел, что как только женщина вступила в райский сад, она подняла голову, и походка ее стала более легкой.
     Когда она прошла немного дальше в сад, ее одеяние засияло. Он видел, как на нем сама собой появилась золотая кайма и оно заиграло красками.
     Он увидел также, что ореол лучей зажегся вокруг ее головы и озарил ее лицо.
     А убитый, опиравшийся на ее плечо, поднял голову и спросил:
     - Кто ты?
     - А ты не знаешь, король Олав? - спросила она в ответ, и весь ее облик излучал безграничное величие и красоту.
     И король преисполнился во сне великой радости, что он избрал служение этой прекрасной королеве небес. Это была радость, какой он никогда не испытывал прежде, и она была столь велика, что пробудила его.
     Когда он проснулся, то почувствовал, как слезы текут у него по лицу, и он лежал, сложив руки для молитвы.