МАША И ПРЕЗИДЕНТ
На севере Родины нашей,
За гордым Уральским хребтом,
Хорошая девочка Маша
У мамы жила под крылом.
Цвела, как лазоревый лютик.
Томилась, как сотовый мед.
Шептали вслед добрые люди:
"Кому-то с женой повезет".
Но жизнь это трудное дело,
В ней много встречается зла.
Вдруг мама у ней заболела,
Как листик осенний слегла.
Лежит она, смеживши веки,
Вот-вот Богу душу отдаст.
А Маша горюет в аптеке,
Там нету ей нужных лекарств.
Сидит, обливаясь слезами,
Склонивши в печали главу.
Да умные люди сказали:
"Езжай-ка ты, Маша, в Москву.
Живет там глава государства
В тиши теремов и палат,
Поможет достать он лекарство
Ведь мы его электорат".
Ее провожали всем миром,
Не прятая искренних слез.
Никто не сидел по квартирам.
Угрюмо ревел тепловоз.
Вслед долго платками махали,
Стоял несмолкаемый стон.
И вот на Казанском вокзале
Выходит она на перрон.
Мужчина идет к ней навстречу:
"Отдай кошелек, - говорит.
А был это Лева Корейчик,
Известный московский бандит.
Вот так, посредине вокзала
Наехал у всех на виду,
Но Маша ему рассказала
Про горе свое и беду.
Тут слезы у Левы как брызни,
Из глаз потекло, потекло...
Воскликнул он: "Чисто по жизни
Я сделал сейчас западло.
Чтоб спать мне всю жизнь у параши,
Чтоб воли мне век не видать
За то, что у девочки Маши
Я деньги хотел отобрать.
Достанем лекарство для мамы,
Не будь я реальный пацан,
Начальник кремлевской охраны
- Мой старый и верный друган.
Чтоб мне не родиться в Одессе,
Не буду я грабить сирот".
Довез он ее в мерседесе
До самых кремлевских ворот.
И впрямь был здесь Лева свой в доску,
Так жарко его целовал
Начальник охраны кремлевской,
Высокий седой генерал.
Усы генерала густые,
Упрямая складка у рта,
Под сердцем героя России
Горит золотая звезда.
Поправил он в косах ей ленту,
Смахнул потихоньку слезу,
И вот в кабинет к президенту
Он нашу ведет егозу.
На стенах святые иконы,
Огромное кресло, как трон,
Стоят на столе телефоны.
И красный стоит телефон.
Притихли у двери министры.
Премьер застыл, как монумент.
А в кресле на вид неказистый
Российский сидит президент.
Взвопил он болотною выпью,
Услышавши Машин рассказ.
"Я больше ни грамма не выпью,
Раз нету в аптеках лекарств".
Не веря такому поступку,
Министры рыдают навзрыд.
Снимает он красную трубку,
В Америку прямо звонит.
"Не надо кредитов нам ваших,
Не нужно нам мяса, зерна.
Пришлите лекарство для Маши,
Ее мама тяжко больна".
На том конце провода всхлипнул,
Как будто нарушилась связь,
А это всем телом Билл Клинтон
Забился, в рыданьях трясясь.
Курьеры метались все в мыле,
Умри, но лекарство добудь.
И Моника с Хиллари выли,
Припавши друг другу на грудь.
И вот через горы и реки
Летит к нам в Москву самолет,
А в нем добрый доктор Дебейкл
Лекарство дня Маши везет.
Да разве могло быть иначе,
Когда такой славный народ.
Кончаю и радостно плачу,
Мне жить это силы дает
СМЕРТЬ УКРАИНЦА
Арбайтер, арбайтер, маляр-штукатур,
Подносчик неструганньх досок
Скажи мне, когда у тебя перекур?
Задам тебе пару вопросов.
Скажи мне арбайтер, сын вольных степей,
Зачем ты собрался в дорогу?
Зачем ты за горстку кацапских рублей
Здесь робишь уси понемногу,
Сантехнику ладишь, мешаешь бетон,
Кладешь разноцветную плитку?
Зачем на рабочий сменял комбиньзон
Расшитую антисемитку?
Скитаешься ты в чужедальних краях,
По северной хлюпаешь грязи.
Ужель затупился в великих боях
Трезубец Владимира князя?
Не здесь же, где щепки, леса, гаражи,
Тараса Шевченко папаха лежит?
Ты предал заветы седой старины,
Не вьются уж по ветру чубы.
Не свитки на вас, даже не жупаны,
Усы не свисают на губы.
О чем под бандуру поют старики?
Почто с москалями на битву
Не строят полки свои сечевики
Под прапором жовто-блакитным?
Где ваши вожди, что, блестя сединой,
Пируют на вольном просторе?
Шуршат шаровары на них шириной
С веселое Черное море.
Щиты прибивают к Царьградским вратам,
Эпистолы пишут султанам?
Хмельницкий Богдан и Бендера Степан,
Другие паны-атаманы?
Где хлопцы из прежних лихих куреней
В заломленных набок папахах,
Гроза кровопийцев жидов-корчмарей,
Гроза янычаров и ляхов?
Ты скажешь, что в этом не ваша вина,
Но ты не уйдешь от ответа.
Скажи, где УНА? Нет УНА ни хрена!
УНСО налицо тоже нету.
Он медлит с ответом, мечтатель-хохол,
Он делает взгляд удивленный,
И вдруг по стене он сползает на пол,
Сырой, непокрытый, бетонный.
- Оставь меня брат, я смертельно устал,
Во рту вкус цветного металла,
Знать, злая горилка завода "Кристалл"
Меня наконец доконала.
Раствора я больше не в силах мешать,
- Успел прошептать он бригаде,
- Лопату в руках мне уж не удержать,
Простите меня, Бога ради.
Последняя судорога резко свела
Его бездыханное тело,
Как птицу ту, что к середине Днепра
Летела, да не долетела.
Не пел панихиду раскормленный поп,
Не тлел росный ладан в кадиле,
Запаянный наглухо цинковый гроб
В товарный вагон погрузили.
В могилу унес он ответ мне. Увы...
Открыли объект к юбилею Москвы.
Все было как надо -
Фуршет, торжество.
Там фирма "Гренада"
Теперь, ТОО.
У входа охрана
Взошла на посты.
Шуршат бизнес-планы,
Блестят прайс-листы.
И принтер жужжит
На зеркальном столе,
Не надо тужить
О несчастном хохле,
Не надо, не надо,
Не надо, друзья.
Гренада, Гренада,
Гренада моя...
...И только ночами,
Когда кабаки
В безбрежной печали
Зажгут маяки,
И сумрак угарный
Висит над Москвой,
Украинки гарны
Встают вдоль Тверской,
Охранник суровый
Отложит свой ствол,
Из тьмы коридором
Выходит хохол.
Суров он и мрачен,
И страшен на вид,
Он - полупрозрачен,
Проводкой искрит.
Он хладен, как лед,
Бледен, как серебрю,
И песню поет
Про широкий Днипро,
И фосфором светит.
И пахнет озон.
Пугает до смерти
Секьюрити он.
СМЕРТЬ ВАХХАБИТА
Как святой Шариат
Правоверным велит,
Уходил на Джихад
Молодой ваххабит.
В небе клекот орла,
Дальний грома раскат,
Уходил Абдулла
На святой Газават.
От тоски еле жив,
Оставлял он гарем
И садился в свой джип,
Зарядив АКМ.
Обещал: - Я вернусь,
Как придет Рамадан,
Вы для пленных урус
Приготовьте зиндан.
Занимался рассвет,
И старик-аксакал
Ему долго послед
Все папахой махал.
Где у сумрачных скал
Бурный Терек кипит,
Там в засаду попал
Молодой ваххабит.
Налезли гурьбой,
С трех сторон обложив,
Вспыхнул яростный бой,
Поцарапали джип,
Самого Абдуллу,
Отобравши ключи,
Привязали к стволу
Молодой алычи.
Начинали допрос,
Приступил к нему поп.
Он иконы принес,
Поклоняться им чтоб.
"Ваххабит удалой,
Бедна сакля твоя,
Поселковым главой
Мы назначим тебя.
Будешь жить, как султан,
Новый выдадим джип,
Ко святым образам
Ты хоть раз приложись".
Благодать в образах
Отрицал янычар,
Лишь Акбар да Аллах
Он в ответ прорычал.
Хитрый, словно шакал,
Подходил политрук,
Стакан водки давал
Пить из собственных рук.
Говорил замполит:
"Мы скостим тебе срок.
Будешь вольный джигит,
Пригуби хоть глоток".
Но в ответ басурман
Все - "Аллах да Акбар!"
И с размаху в стакан,
Полный водки, плевал.
Не фильтрует базар,
Что с ним делать? Хоть плачь.
Но сказал комиссар:
"Ты достал нас, басмач".
И под небом ночным,
Соблюдая черед,
Надругался над ним
Весь спецназовский взвод.
Как прошло это дело
Знает только луна,
Волосатого тела
Всем досталось сполна.
А как по блиндажам
Разошлась, солдатня,
Труп остывший лежал
В свете робкого дня.
Слух идет по горам
- Умер юный шахид
За священный ислам
И за веру убит.
Но убитым в бою
Вечной гибели нег,
Среди гурий в раю
Он вкушает шербет.
Как он бился с урус
Не забудут вовек.
По нем плачет Эльбрус,
По нем плачет Казбек.
Плачут горькие ивы,
Наклонившись к земле,
А проходят талибы
- Салют Абдулле!
В небе плачет навзрыд
Караван птичьих стай,
А в гареме лежит
Вся в слезах Гюльчатай.
И защитников прав
Плач стоит над Москвой,
Тихо плачет в рукав
Константин Боровой.
Плачьте, братцы, дружней,
Плачьте в десять ручьев,
Плачь, Бабицкий Андрей!
Плачь, Сергей Ковалев!
Нет, не зря, околев,
Он лежит на росе,
Ведь за это РФ
Исключат из ПАСЕ.
ЛЕТО ОЛИГАРХА
- Еврей в России больше чем еврей,
И сразу став, как будто, выше ростом,
Он так сказал и вышел из дверей,
Вдали маячил призрак Холокоста.
Но на раввина поднялся раввин,
Разодралась священная завеса.
Он бросил взгляд вниз, по теченью
спин,
И хлопнул дверцей мерседеса.
Вослед ему неслося слово - "Вор",
Шуршал священный свиток Торы,
И дело шил швейцарский прокурор,
И наезжали кредиторы.
В Кремле бесчинствовал полковник
КГБ,
Тобой посаженный на троне,
Но закрутил он вентиль на трубе
И гласность с демократией хоронит.
Застыла нефть густа, как криминал,
В глухом урочище Сибири,
И тихо гаснет НТВ-канал,
Сказавший правду в скорбном мире.
Все перепуталось: Рублево, Гибралтар,
Чечня, Женева, Дума, Ассамблея,
На телебашне знаковый пожар...
Россия, лето, два еврея
Всеволод Емелин
Песня ветерана защиты Белого Дома 1991 года
Налейте мне, граждане, рюмку вина,
Но только ни слова о бабах,
Ведь мне изменила гадюка-жена,
Пока я был на баррикадах.
Не пуля СпецНаза сразила меня,
Не палка ОМОНовца сбила,
А эта зараза средь белого дня
Взяла, да и мне изменила.
В то хмурое утро, когда этот сброд
Нагнал в Москву танков и страху,
Я понял, что мой наступает черёд,
И чистую вынул рубаху.
Я понял, что участь моя решена,
Сказал я: "Прощай!", своей Зине.
Она же лежала, как лебедь нежна,
На жаркой простёршись перине.
А к Белому Дому сходился народ.
Какие там были ребята!
Кто тащит бревно, кто трубу волочёт,
Оружие пролетарьята.
Баррикады росли, и металл скрежетал,
И делали бомбы умельцы.
Взобрался на танк и Указ зачитал
Борис Николаевич Ельцин.
Мы нашу позицию заняли там,
Где надо согласно приказа,
Бесплатно бинты выдавалися нам
И старые противогазы.
Мы все, как один, здесь, ребята, умрём,
Но так меж собой порешили
Ни шагу назад! За спиной Белый Дом
Парламент свободной России.
Мы цепи сомкнули, мы встали в заслон,
Мы за руки взяли друг друга.
Давай выводи свой кровавый ОМОН,
Плешивая гадина Пуго.
В дождливой, тревожной московской ночи
Костры до рассвета горели.
Здесь были казаки, и были врачи,
И многие были евреи.
Но встал над толпой и, взмахнувши рукой,
Среди тишины напряжённой
Народный герой, авиатор Руцкой
Сказал сообщенье с балкона.
Сказал, что настал переломный момент,
Что нынче живым и здоровым
Из Крыма в Москву привезён президент,
Подлец же Крючков арестован.
Он здесь замолчал, чтобы дух перевесть,
Послышались радости крики.
А кончил словами: "Россия, мол, есть
И будет навеки великой!"
Пока я там жизнью своей рисковал,
Боролся за правое дело,
Супругу мою обнимал-целовал
Её зам. начальник отдела.
Он долго её обнимал-целовал,
Он мял её белое платье,
А на ухо ей обещанья шептал,
Сулил повышенье в зарплате.
Покуда я смерти смотрелся в лицо
Бесстрашно, как узник у стенки,
С таким вот развратником и подлецом
Жена задирала коленки.
Я там трое суток стоял, словно лев,
Не спал и почти не обедал,
Домой проходя мимо здания СЭВ,
Я принял стакан за победу.
Победа пришла, вся страна кверху дном,
У власти стоят демократы.
А мне же достался похмельный синдром
Да триста целковых в зарплату
Ода на выход Ж.-М. Ле Пена во 2-й тур
президентских выборов во Франции (По
gрочтении журнала “Неприкосновенный запас” №2/22)
Я встревожен, вашу мать,
Бьюсь головой об стену,
Боюсь Францию отдать
Жан-Мари Ле Пену.
Он ведь против нацменьшинств,
Против пидарасов.
Сволочь злобная, фашист,
Ветеран спецназа.
Стонет майская трава
Под солдатской бутcой.
Ну, французский буржуа,
Ты совсем рехнулся.
Лучше б ты бросал свой лист
За Фортейна Пима.
Пусть тот тоже был нацист,
Но хотя бы пидор.
А голландский демократ
Укокошил гада.
Весь свободный мир был рад,
Так ему и надо.
Слышу я «Лили Марлен»,
Слышу я «Хорст Вессель»,
Вижу, как сидит Ле Пен
В президентском кресле.
Вы попомните меня,
Изберёте гада.
Будет, будет вам Чечня,
Будет вам Руанда.
И поднялся весь Пари,
Разогнул колена,
Чтобы трахнуть Жан Мари
Хренова Ле Пена.
Против одноглазых рож
За свободу Франции
Встал народ всех цветов кож,
Секс-ориентаций.
Исламист и феминист,
Содомит с шиитом,
Антиглобалист, троцкист…
Все за мир открытый.
Выходи транссексуал
На защиту транса,
Воздымай магрибский галл
Знамя резистанса.
Восклицал: – «Но пасаран!»
Доктор из Сорбонны.
И зачитывай Коран
Шейх в чалме зелёной.
И поклялся всем мулла,
Что врагам бесстыжим
Ни «Хамас», ни «Хезболла»
Не сдадут Парижа.
Аплодирует народ
Сурам из Корана,
А над площадью плывёт
Дым марихуаны.
Смотрят радостно со стен
Неразлучной парой
Вниз Усама бен Ладен
Рядом с Че Геварой.
Новогодние деды,
Близнецы и братья,
И сплелись две бороды
В сладостном объятьи.
Раздаётся в высоте
Через весь квартал:
«Либерте!», «Фратерните!»
И «Аллах Акбар!»
В общем, не прошёл злодей,
Выпал в маргинальность.
Торжество святых идей,
Мультикультуральность.
Тут истории конец,
Прям по Фукуяме,
И вообще – полный п…дец.
Я прощаюсь с вами.
БАНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Ах, белые берёзы
Срубили не за грош,
Пошёл мой нетверёзый,
Да, под чеченский нож.
Прощался с ним по старому
Весь бывший наш колхоз
С гармошкой да с гитарою,
Да с песнею до слёз.
Прощай ты, моя лапонька,
Смотри не ссучься тут,
Чечены за контрактника
И выкуп не берут.
За государства целостность,
За нефтяной запас
Спит с горлом перерезанным
Несчастный контрабас.
Стоит с угрюмым вызовом
Несдавшийся Кавказ,
Маячит в телевизоре
Ведущий-пидорас.
Но спит контрактник кротко,
Не видит этих рож.
Теперь с дырявой глоткой
Уж водки не попьёшь.
Не держит горло воздух,
А он в горах хорош…
Ах, белые берёзы
Срубили не за грош.
ЭКФРАЗА
Октябрьским вечером, тоскуя,
Ропщу на скорбный свой удел
И пью я пятую, шестую
За тех, кто всё-таки сумел
Ответить на исламский вызов –
Семьсот заложников спасти.
И я включаю телевизор,
И глаз не в силах отвести.
Как будто в трауре невесты
В цветенье девичьей поры
Сидят чеченки в красных креслах,
Откинув чёрные чадры.
Стройны, как греческие вазы,
Легки, как птицы в небесах,
И вместо кружевных подвязок,
На них шахидов пояса.
Они как будто бы заснули,
Покоем дышит весь их вид,
У каждой в голове по пуле,
На тонких талиях пластид.
Их убаюкивали газом,
Как песней колыбельной мать,
Им, обезвреженным спецназом,
Не удалось себя взорвать.
Над ними Эрос и Танатос
Сплели орлиные крыла,
Их, по решенью депутатов,
Родным не выдадут тела.
Четыре неподвижных тела
В щемящей пустоте рядов
Исчадья лермонтовской Бэлы
И ниндзя виртуальных снов.
Сидят и смотрят, как живые,
Не бросив свой последний пост
Теперь, когда по всей России
Играют мальчики в «Норд-Ост».
Стихотворение, написанное на работах по рытью котлована под "Школу оперного пения Галины Вишневской" на ул. Остоженка, там, где был сквер
Есть же повод расстроиться
И напиться ей-ей.
По моей Метростроевской,
Да уже не моей
Я иду растревоженный,
Бесконечно скорбя.
По-еврейски Остоженкой
Обозвали тебя.
Где ты, малая родина?
Где цветы, где трава?
Что встаёт за уродина
Над бассейном "Москва"?
Был он морем нам маленьким,
Как священный Байкал.
Там впервые в купальнике
Я тебя увидал.
Увидал я такое там
Сзади и впереди,
Что любовь тяжким молотом
Застучала в груди.
Где дорожки для плаванья?
Вышка где для прыжков?
Где любовь моя славная?
Отвечайте, Лужков!
Аль не вы изувечили
Всю Москву, вашу мать,
Чтоб начальству со свечками
Было где постоять?
Где успехи спортивные?
Оборона и труд?..
Голосами противными
Здесь монахи поют
Упокой да за здравие,
Хоть святых выноси!
Расцвело православие
На великой Руси…
БАЛЛАДА О БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ
В центре Москвы историческом
Ветер рыдает навзрыд.
Вуз непрестижный, технический
Там в переулке стоит.
Рядом стоит общежитие,
В окнах негаснущий свет.
И его местные жители
Обходят за километр.
В общем, на горе Америке
И познакомились там
Соня Гольдфинкель из Жмеринки
И иорданец Хасан.
Преодолевши различия
Наций, религий, полов,
Вспыхнула, как электричество,
Сразу меж ними любовь.
Сын бедуинского племени
Был благороден и мил,
Ей на динары последние
Джинсы в "Берёзке" купил.
Каждой ненастною полночью,
Словно Шекспира герой,
Он к своей девушке в форточку
Лез водосточной трубой.
Утром дремали на лекциях,
Белого снега бледней.
Нет такой сильной эрекции
У пьющих русских парней.
Крик не заглушишь подушкою,
Губы и ногти в крови.
Всё общежитие слушало
Музыку ихней любви.
Фрикции, эякуляции
Раз по семнадцать подряд.
Вдруг среди ночи ворвался к ним
В комнату оперотряд.
Если кто не жил при Брежневе,
Тот никогда не поймёт
Время проклятое прежнее,
Полное горя, невзгод.
Как описать их страдания,
Как разбирали, глумясь,
На комсомольском собрании
Их аморальную связь.
Шли выступления, прения,
Всё, как положено встарь.
Подали их к отчислению,
Джинсы унёс секретарь.
Вышел Хасан, как оплёванный,
Горем разлуки убит,
Но он за кайф свой поломанный
Ох, как ещё отомстит.
И когда армия Красная
Двинулась в Афганистан,
"Стингером", пулей, фугасами
Там её встретил Хасан.
Русских валил он немерено
В первой чеченской войне,
Чтобы к возлюбленной в Жмеринку
Въехать на белом коне.
Сколько он глаз перевыколол,
Сколько отрезал голов,
Чтоб сделать яркой и выпуклой
Эту большую любовь.
В поисках Сони по жизни
Перевернул он весь мир,
Бил он неверных в Алжире,
В Косово, в штате Кашмир.
Так и метался по свету бы,
А результатов-то – хрен.
Дело ему посоветовал
Сам Усама бен Ладен.
В царстве безбожья и хаоса,
Где торжествует разврат,
Два призматических фаллоса
В низкое небо стоят.
Там её злобные брокеры
Спрятали, слово в тюрьму,
Но в эти сакли высокие
Хода нема никому.
Ёкнуло сердце Хасаново,
Хитрый придумал он план
И в путь отправился заново,
Взяв с собой только Коран.
Ну, а в далёкой Америке
Тужит лет десять уже
Соня на грани истерики
На сто втором этаже.
Пусть уже больше ста тысяч
Личный доход годовой,
Пальчиком в клавиши тычет
С непреходящей тоской.
Счастье её, на востоке,
Степи, берёзы, простор…
Здесь только жадные брокеры
Пялят глаза в монитор.
Горькая жизнь, невесёлая,
Близится старость и мрак.
Знай, запивай кока-колою
Осточертевший Биг-Мак.
Вдруг задрожало всё здание,
Кинулись к окнам, а там –
Нос самолёта оскаленный,
А за штурвалом – Хасан.
Каждый, готовый на подвиги,
Может поспорить с судьбой.
Вот он влетает на "Боинге"
В офис своей дорогой.
"Здравствуй, любимая!" – В ухо ей
Крикнул он, выбив стекло.
Оба термитника рухнули,
Эхо весь свет потрясло.
Встречу последнюю вымолив,
Мир бессердечный кляня,
За руки взялись любимые,
Бросились в море огня.
Как вас схоронят, любимые?
Нету от тел ни куска.
Только в цепочки незримые
Сплавились их ДНК.
Мы же помянем, как водится,
Сгинувших в этот кошмар.
Господу Богу помолимся…
И да Аллаху Акбар!
Ф. Балаховской
СКИНХЕДСКИЙ РОМАН
Из-за тучки месяц
Выглянул в просвет.
Что же ты не весел,
Молодой скинхед?
Съёжившись за лифтом,
Точно неживой,
Отчего поник ты
Бритой головой?
Парень ты не робкий,
И на всех местах
Ты в татуировках,
В рунах да в крестах.
Хороши картинки,
Как видеоклип,
Хороши ботинки
Фирмы "Getty grip".
Фирма без обмана.
В этих башмаках
Вставки из титана
Спрятаны в мысках.
Чтоб не позабыл он,
С гор кавказских гость,
Как с размаху пыром
Бьют в бэрцовый кость…
Почему ж ты в угол
Вжался, как птенец,
Или чем напуган,
Удалой боец?
На ступеньку сплюнул
Молодой скинхед,
Тяжело вздохнул он
И сказал в ответ:
– Не боюсь я смерти,
Если надо, что ж,
Пусть воткнётся в сердце
Цунарефский нож.
Иль на стадионе
Пусть в любой момент
Мне башку проломит
Вражий элемент, –
Страх зрачки не сузит.
Нас бросала кровь
На шатры арбузников,
На щиты ментов.
Но бывает хуже
Чёрных и ментов,
Есть сильнее ужас –
Первая любовь.
Та любовь, короче,
Это полный крах,
Это как заточкой
Арматурной в пах.
Это как ослеп я,
И меня из мглы
Протянули цепью
От бензопилы.
Русская рулетка, –
Шанс, как будто, есть,
Ну, а как брюнетка
Из квартиры шесть?
С книжками под мышкой
В институт с утра
Шмыгала, как мышка,
Поперёк двора.
С ней, как в пруд подкова,
Я упал на дно,
Не видал такого
И в порнокино.
Тел тягучих глина,
Топкая постель.
Что там Чичоллина,
Что Эммануэль.
Липкие ладони,
Рта бездонный ров.
Вот те и тихоня,
Дочь профессоров.
Называла золотком,
Обещала – съест,
На груди наколотый
Целовала крест.
А потом еврейкой
Оказалась вдруг,
Жизнь, словно копейка,
Выпала из рук.
Любишь ли, не любишь,
Царь ты или вошь,
Если девка юдишь,
Значит, пропадёшь.
Мне теперь не деться
Больше никуда,
Обжигает сердце
Жёлтая звезда.
Как один сказали
Чисто пацаны,
Из огня и стали
Грозные скины:
– Ты забыл обиды,
Боль родной земли.
Видно, еврепиды
В сети завлекли?
Никогда отныне
Пред тобой братва
Кулаки не вскинет
С возгласом "вайт па".
Чтоб твоей у нас тут
Не было ноги,
Шляйся к педерастам
В их "Проект О.Г.И."!..
И убит презреньем,
Хоть в петлю иди,
Я искал забвенья
На её груди.
Но вломились разом
К ней отец и мать
И, сорвав оргазм,
Начали орать:
"Прадеды в могиле!
Горе старикам!
Мы ж тебя учили
Разным языкам!
Чтоб не видел больше
Я здесь этих лиц!
Ты ж бывала в Польше,
Вспомни Аушвиц!
Где не гаснут свечи,
Где который год
Газовые печи
Ждут, разинув рот,
Где столб дыма чёрный
До безмолвных звёзд,
Вспомни, вспомни, вспомни,
Вспомни Холокост!
Жертвы Катастрофы!
Похоронный звон!
А тут без штанов ты
Со штурмовиком!
И не вздумай делать
Возмущённый вид,
Если твоё тело
Мял антисемит.
Плакать бесполезно,
Слушайся отца:
Это в тебя бездна
Вгля-ды-ва-ет-ся.
Не гуляй с фашистом,
Не люби шпаньё…"
В США учиться
Увезли её.
И с тех пор один я,
Три недели пью,
Страшные картины
В голове встают.
Сердце каменеет,
Вижу, например,
Как её имеет
Двухметровый негр.
Весь как Майкл Джордан,
Чёрен его лик.
Детородный орган
У него велик…
А я не согласен,
Слышите, друзья!
Будь он хоть Майк Тайсон,
Не согласен я!
Gцtterdдmmerung (из цикла «Смерти героев»)
Канонады раскаты,
На передний наш край
Сорок пятый – проклятый
Надвигается май.
Окружили наш бункер,
Сыплют мины на нас…
Что ж, разлейте по рюмкам
Остающийся шнапс.
Выдать фауст-патроны,
Пьём под "Гибель богов"
За витые погоны,
За штандарты полков.
За двойные зиг руны,
За здоровье коллег.
Не грусти, Кальтенбруннер,
Выше нос Шелленберг.
За последний пьём выстрел,
За неведомый страх,
За дубовые листья
На железных крестах,
За Париж и Варшаву,
За оружия звон,
За бессмертную славу
Всех германских племён.
Может, через минуту
Наш окончится бой.
Ах, Германия муттер,
Что же станет с тобой?
Твои нивы измяты,
Твои вдовы в слезах,
Тебя топчет пархатый
Большевистский казак.
И заносит заразу
Твоим девушкам гунн,
И киргиз косоглазый
Гонит в кирху табун.
Смерть стоит на пороге,
И, вошедший в кураж,
Маршал их кривоногий
Тычет пальцем в Ла-Манш.
И, как ужас Европы,
На горящий Рейхстаг
Забрался черножопый
И воткнул красный флаг.
А назавтра под утро,
Хохоча и грубя,
В комиссарскую юрту
Приведут и тебя.
Там заждался лежащий
На кошме замполит,
Пучеглазый, как ящер,
Толстогубый семит.
Он в предчувствии ласки
Ухмыльнётся сквозь сон
И распустит завязки
Своих ватных кальсон…
Для немецкого ж воина
Лучше гибель, чем плен.
На секундочку, фройляйн,
С моих встаньте колен.
Упирается дуло
В поседевший висок,
Сердце сладко кольнуло,
Палец жмёт на курок.
Пусть забрызгал я скатерть,
И пропала еда,
Но меня не достать им
Никогда, никогда.
Антон Васильев
АРИЙЦЫ
Падали в полудни и в полночи
"Юнкерсы" и "Ястребки".
Светлые кудри. Синие очи.
Арийские пареньки.
Были корни их крепки и древни.
Были юные души просты.
По России - пусты деревни.
По Германии - души пусты.
История ставит точки.
Смердит европейский тлен.
На синеньком скромном платочке -
Слезы Лили Марлен.
Выпускали кишки друг дружке
Два народа, две соли земли.
Чтоб из глупой пластмассовой кружки
Толпы "Фанту" лакать смогли.
Чтоб "Макдональдс" - духовным Гулагом,
Чтоб Майданеком - казино...
Звездной пылью с хозяйского флага
Все праотчее занесено.
Падали - как метеоры сгорая, -
Белого мира сыны.
Розовым деткам "земного рая"
Подвиги не нужны.
Ни Граалю нет места, ни Тайне,
Только желтый глумливый закат.
"Ауфвидерзейн, майне кляйне".
"Соловьи, не тревожьте солдат".
****************************
Бритый затылок и черный рукав -
Это идет молодой волкодав.
Когда противнику меж ребер
Вонзается тяжелый штык,
И в судорогой сведенном горле
Предсмертный застывает крик,
Когда ботинком лупят в темя,
Когда патрон дороже слов,
Тогда приходит наше время,
Под клекот боевых рогов.
И разогнав врагов оравы,
И боем мышцы опьяня,
Мы строим новую державу -
Из Крови, Стали и Огня.
Skinhead Romeo
***
Бодрым шагом мимо трупов
Тех, кто против был Идеи,
На Москву идут солдаты
Новой Эры без евреев.
Из анархии кромешной
Вышло воинство героев,
Над шеренгами поднявших
Черный крест правосторонний.
Без труда - нет результата.
Без войны - не будет мира.
Зло повержено надолго.
Правда снова победила.
Полегло немало трупов,
Жить привыкших на халяву -
Красноперых, демократов,
Но не им поем мы славу.
Славен тот, кто пал в сраженье
Ради Нации и Веры.
Ты недаром нас покинул -
Слава пусть не знает меры.
Белый человек по праву
Воцарится над землею.
Гнусному смешенью крови
Он противился душою.
Наша раса ценит храбрость,
Честь, добро и гений ценит.
Пусть, пройдя огонь и воду,
Коронуются Словене.
Слада
ПОТОМКУ
Слушай голос крови, радость молодая!
Ведь твоя Россия с края и до края.
Никогда корней здесь не было жидовьих.
Этот век двадцатый для России вдовий.
Расползлась по миру и России - шудра.
Только Бог устроил всю защиту мудро.
Слушай голос крови, завязь молодая!
Стонет не случайно Русь моя святая!
Ей вначале очи ясны ослепили,
А потом и тайно кровь ей оскопили.
А в крови лишь русской русскому защита.
В тайне этой сила, да была забыта.
Слушай голос крови, русский мой потомок!
И не будет править на Руси подонок.
Русская невеста русскому дается.
А другим другая пусть и достается.
Слушай голос крови, племя молодое!
На Руси настанет время золотое!
Марина Струкова
АБСОЛЮТНЫЙ ПОГРОМ
Если выстрелом выбит у сейфа замок
и избитый банкир на коленях стоит,
если нож выкидной остроты не таит,
пол в шикарной квартире от крови промок,
бэтээры идут по Москве напролом,
и усыпаны улицы битым стеклом,
если взрыв прокатился, как радостный гром,
это значит в стране –
Абсолютный погром!
Захохочет огонь, рассыпая металл:
Ты ведь этого ждал?
Ты ведь этого ждал?
Ты полжизни отдал, ты души не продал,
ты хозяином собственной родины стал.
И пускай по планете разносится весть:
Есть славянский реванш – справедливая месть.
Уползает в подвал демократ-депутат,
отступают армады наемных солдат,
обыватели давятся супом пустым,
наблюдая опять над отечеством дым,
их не будем судить, неповинных губить,
лишь научим, как бить и свободу любить.
А потом будет в летней столице парад,
парни в черном пройдут за отрядом отряд
под торжественно-огненным флагом своим.
Это наша земля, мы ее отстоим.
* * *
Очи стальные с лица полудетского
смотрят на свастику преданно.
Русский фашизм – страшнее немецкого,
это врагами поведано.
Да, сокрушители мира имперского,
нас вы не зря ненавидите.
Русский фашизм – справедливей немецкого,
но беспощадней. Увидите!
Автор неизвестен
МАМА
Я хочу объяснить тебе, мама,
То, за что я готов умереть.
Длится гибнущей нации драма
Мне, как русскому, больно смотреть.
А тебя возмущают невольно,
Как чужое для русской души,
Руны свастики, книга Адольфа,
Мама, ты осуждать не спеши.
Третий Рейх изучать мы посмели,
Нашим предкам придется прощать,
Если Русь по германской системе
Вдруг начнем от врагов очищать.
Мама, я не люблю коммунизма,
Мне претит демократии бред,
Но близка беспощадность фашизма
В интересах имперских побед.
Гуманизм мирового порядка
Лишь приманка безродных лжецов,
Что разграбили вмиг без остатка
Все наследие наших отцов
Ты меня поняла как когда-то,
а сомнения Бог разрешит.
Не тобой ли шеврон с Коловратом
К моей черной рубахе пришит?
Михаил Кислов (Кислый)
***
Разлетелась вдребезги витрина.
Многоцветьем брызнули осколки.
Завизжал хозяин магазина –
Крендель в покосившейся ермолке.
Звон стекла в ушах прекрасной песней
Зазвучал. И пусть он не смолкает.
Нет на свете музыки чудесней.
Пусть звенит мелодия лихая!
Пусть кулак погромный не устанет.
Не устанет сердце пусть бороться.
Пусть хозяин грязной лавки знает:
На Руси – не место инородцам!
***
Верю: день наступит, час пробьёт.
Будут солнца свет и щебет птиц.
И гостеприимно распахнёт
Свои двери новый Аушвиц!
Отредактировано so_alone (22-08-2007 23:34:02)
